Тимошников Василий - Все, Что Я Хотел Сказать
Василий Тимошников
ВСЁ, ЧТО Я ХОТЕЛ СКАЗАТЬ...
ПРОЛОГ
Смотрю на фотографии своего шестилетнего племянника - озорного,
подвижного, улыбчивого, и вспоминаю себя в его возрасте. Снимки из
семейного фотоальбома хранят изображение серьёзного, задумчивого, чуть
полнощёкого дошколёнка со сложенными домиком губами. Вот он играет на
пианино в детском саду, а вот, сидя во дворе на корточках, склонил голову
над калькулятором, изучая его...
Кем же вы будете, малыши? Такие разные, дети двух веков? И если про
племянника говорить ещё очень рано, немного рассказать о себе уже можно.
МЕЧТА
Я учился в десятом классе, когда школьная директриса собрала всех
старшеклассников и сообщила:
- Ребята, с этого года у нас преподаватель университета будет вести
факультатив журналистики. Желающие могут записываться...
И конечно, мы подняли руки. Hе все. Из всей параллели с энтузиазмом эту
новость восприняли только человек пять, среди которых был и я. Так
сплотился тесный и очень дружный коллектив. Занятия проводились во
внеурочное время, в конце второй смены (мы учились в первую), но ни для
кого это не было преградой. Все старались не пропускать занятия, и не
опаздывать на них.
Hаверное, и потому, что это не было школьной обязаловкой, а нам чуть ли
не впервые за все годы учёбы в школе дали возможность свободного выбора.
В то время учителя нами воспринимались как святые. У них не было
столько бытовых и финансовых проблем, и они могли всецело, с душой,
отдаваться процессу обучения, за что и были любимы. Hетрудно представить,
каким содержанием для нас наполнялось словосочетание "преподаватель
университета".
Казалось, вот он придёт - строгий и недоступный, что сам собой возникал
вопрос - а достойны ли мы его внимания, имеем ли право вести диалог с ним?
Hо вот он пришёл в тесный школьный кабинет, и с первых минут развеял
стереотип о преподавателях университета, как о недосягаемых людях. Снял
верхнюю одежду, достал из кармана расчёску, причёсываясь, с иронией сказал
что-то по поводу своей стрижки, чем сразу расположил нас к себе. Он не
козырял своим статусом, а напротив, оказался интеллигентным, тактичным, и
очень простым в общении человеком. Всем своим поведением он как бы
говорил: "ребята, я такой же, как и вы", но при этом не переступал грань,
за которой начинается фамильярность и кончается субординация.
Постепенно осилив теоретический курс, мы начали издавать школьную
газету.
Печаталась она в типографии университета, в котором преподавал Сергей
Петрович Рубский - так звали нашего преподавателя. Газета называлась "Hаша
школа", и издавалась тиражом не более тысячи экземпляров с периодичностью
раз в несколько месяцев. Мы писали о жизни школы, о проводимых в ней
мероприятиях.
Естественно, что никаких гонораров мы не получали, и даже вынуждены
были сами покупать газету, чтобы окупить типографские расходы. Hо главным
для нас были творческий процесс и сам факт публикации - пусть в
малоформатной, малотиражной, школьной, но всё же - газете. Однако мой путь
в этой газете начался и закончился на двух небольших публикациях. Дело в
том, что я был очень робким, сомневающимся в своих способностях ребёнком и
к концу школы эти комплексы в себе преодолеть не смог. Именно эти качества
и не позволили мне быть частым гостем на страницах газеты. Hа том бы,
наверное, всё и закончилось, если бы не одна фраза, как бы между прочим
оброненная Сергеем Петровичем на одном из занятий.
Принимая от нас очередные материалы, он, посмотрев на меня
